Автор: атаман Кевсалинского куренного общества Ипатовского станичного казачьего общества Ставропольского казачьего округа Терского казачьего войска, есаул Александр КОРОЛЕВ Уважаемая редакция, прошу напечатать эту статью без редактирования, а...

Автор: атаман Кевсалинского куренного общества Ипатовского станичного казачьего общества Ставропольского казачьего округа Терского казачьего войска, есаул Александр КОРОЛЕВ

Уважаемая редакция, прошу напечатать эту статью без редактирования, а уважаемых читателей прошу не судить строго, так как я не имею опыта корреспондента. Все далее написанное взято со слов очевидцев, рукописей, сохранившихся в домашних архивах, и сопоставления с исторической литературой.

Тучи сгущались

Итак, 1917 год. Казачьему диверсионно-разведывательному отряду 4-го сибирского полка, воевавшего под командованием атамана Б.В. Аненкова с 1914 г. в тылу германских войск в Белоруссии, в конце октября 1917 г. было предписано отправится в Омск на расформирование. Группу отслуживших верой и правдой казаков отпускают по их желанию домой. В этой группе был терский казак, сотник Моисей Стефанович Родителев, уроженец села Кевсала Винодельненского уезда Ставропольской губернии. Где конным, где поездом, где пешим способом добирался он домой, и весной 1918 года стоял казак возле реки, делившей село надвое. Вода текла медленно и лениво, как бы отсчитывала своим движением ход времени, медлительность ее заставляла забыть о войне, революции и трудном и долгом походе. С этого места хорошо просматривались хаты второй сотни, где находилось подворье его родителей. Вспомнился рассказ деда, как он прибыл сюда в 1887 году в дикую степь, где только небольшие холмики напоминали, что здесь когда-то жили люди. А теперь раскинулось православное село с двумя деревянными храмами. Пока гражданская война не коснулась жителей, но искры революции уже обжигали умы и сердца односельчан. Появились первые отряды сторонников и противников бесовского огня братоубийственной войны, разжигаемой большевиками.

Встретили служивого как полагается, по-казачьи: накрыли столы, пригласили соседей, родственников, братов-казаков. Подняли чарки за возвернувшегося со службы, за здоровье родителей и за тех казаков, которые уже не вернутся с полей сражений, подняли как за живых – ведь у Бога смерти нет. Надо сказать, что строевых казаков в селе было немного, село было вновь образованным, и казачье служение было еще не отлажено. Здесь проживали казаки, которым за службу были нарезаны земельные наделы. Нанимались они охранять Астраханский тракт, связывавший Кавказ с центральными губерниями России. К порогу каждой хаты потихоньку подходил пожар революции, власти не было никакой, группы людей сбивались в вооруженные отряды и промышляли на дорогах грабежом и угонами скота. По словам очевидцев, не чурались этого и люди из отрядов революционеров П.М. Ипатова, К.А. Трунова и других, ведь отряды надо было содержать, вооружать и кормить.

атаман Кевсалы

Резня в балке Кундули

Время было неспокойное, поэтому на круге села, казаки выбрали атаманом – Моисея Родителева – казака, достойно прошедшего дорогами войны, узнавшего почем фунт лиха, научившегося разбираться в людях и ценить их жизнь. Спокойная жизнь продлилась недолго: зачастили в село агитаторы всех мастей, люди стали поддаваться на красивые обещания и лозунги, у казаков тоже в головах стали бродить дрожжи, перемешанные с идеями большевиков, эсеров, анархистов и меньшевиков. Предвидя бузу среди казаков, атаман предложил им выехать для разговора за село, оружия не брать, чтобы не соблазняться доказывать что-нибудь с его помощью, да и чтобы другие жители села не видели их грызни. Совет стариков и казаки одобрили эту идею. Место сбора назначили в районе балки Кундули. Казаки стреножили коней, накрыли стол и повели беседу. Часто переходили в спор, каждый доказывал свою правоту, старики охолаживали чрезмерно горячие головы, выпивали мировую за братство и единство казачества, доказывали свое дальше. В небе проплывали облака, вдалеке по балке женщины и дети грузили на возы солому, а беседа продолжалась до тех пор, пока все не увидели быстро приближающихся вооруженных всадников. Это были люди из отряда Петра Ипатова, за ними гнался отряд красноармейцев. Казаки стали гадать: почему они за ними гонятся, ведь отряд Ипатова сочувствовал большевикам? Поравнявшись с безоружными казаками, красноармейцы оголили шашки и началась резня. Все опешили, ведь по казачьим обычаям они всегда щадили безоружных, даже врагов. Все закончилось быстро, раненых добили. Уцелел один атаман, который был трезв, быстро оценил ситуацию и успел спрятаться в проезжающем мимо возе с соломой. Красноармеец несколько раз проткнул воз шашкой, ранив спрятавшегося, но не заметил его и удалился за отрядом. В который раз смерть коснулась крылом казака, но видно не пришло еще его время. Потеряв изрядно крови и обессилив, он сумел добраться до дома и рассказать оставшимся казакам и дозорным разведчикам из отряда товарища атамана урядника Перевертайло, прискакавших на выстрелы из под с. Золотаревки. Глаза казаков налились кровью, сердца переполнили чувства ярости и праведной мести.

Объединившись с местными жителями и партизанами отряда М.Ипатова, они догнали обидчиков и дали им бой недалеко от с.Большая Джалга. Отомстив за смерть односельчан, кевсалинцы гнали красноармейцев из отряда К.Трунова, входящего в дивизию краскома Ф.Г.Шпака, мимо села Кевсала по балке Кундули, пока всех не уничтожили.

По архивным данным отряд потерял в этом бою 470 человек. Где бой начался, там он и закончился. На следующий день хоронили казаков на кладбище в братской могиле, а погибших красноармейцев – русских, православных людей, воевавших за народную власть со своим же народом, собрали по балке и в назидание, чтоб знали и помнили, как преступников зарыли на месте убийства казаков. Там и сейчас стоит памятник, только надпись не совсем соответствует действительности. Хотелось бы, чтоб справедливость восторжествовала еще при жизни помнящих эти события, ведь не даром говорят: «…чтобы уничтожить народ, нужно убрать из памяти его прошлое, тогда у него не будет будущего».

атаман Кевсалы1

Ссылка и побег

Но история на этом не заканчивается. Красное колесо террора катилось по волостям России, менялась власть, менялись люди, а кто не хотел меняться, тот ставился к стенке или отправлялся на выселки строить «новую жизнь», или в концлагеря ГУЛАГа на «перековку». Отряд П.М. Ипатова и примкнувшие к нему, чтобы сохранить жизни, воевали на стороне «краснопузых» (прозванных так из-за красных застежек на шинелях), а атамана и других казаков, которые отказались участвовать в братоубийственной войне, арестовали и отправили в уезд, а затем «именем революции» сослали за Урал. Из полторы тысячи сосланных в этом этапе, до места добрались только 80 выживших, да и то половина из них была больными или обмороженными. По словам Моисея Стефановича, выжил он благодаря правилу, которое он установил себе сам: утром растирался снегом и менял белье, а снятое белье вешал на улице, чтобы вымерзали накопившиеся за ночь паразиты. На станциях следования, если была возможность, банился и нещадно стегал себя еловыми ветками. Добравшись до места «строители новой жизни» сделали из ветвей и стволов деревьев, что-то вроде барака для себя и скотины, питались добываемыми из мерзлой земли кореньями, заваривали чай из веточек сосны, собирали орехи и желуди. Покинуть поселение – значит сразу подписать себе смертный приговор, но мысль о побеге, как заноза сидела у атамана в мозгу. План-то он разработал, но для его осуществления необходимо было еще два человека и выносливые лошади. Вопрос с лошадьми тоже вроде решился, только нужно было их подкормить, чтобы набрались сил, а с людьми обстояло хуже – многие были запуганы и психологически раздавлены, да их и за людей власть не считала. «Враги народа» предавали за щепотку соли, следили за всеми. Для побега Моисей решил привлечь казаков, не обремененных семейными узами, да и Господь наверно услышал его молитвы: в поселок приехало начальство и сообщило, что высокая проверка, прибывшая с ревизией из Москвы, заблудилась в заснеженной тайге, а на поиски нужны добровольцы из числа бывших военных, которые могут ориентироваться на любой местности. Тюремщики рассудили так: обессилившие люди далеко не уйдут, а если и уйдут, то скоро погибнут. А директива по поиску высокого начальства будет выполнена в независимости от исхода поиска. Моисей не задумываясь ни секунды сразу согласился, взяв с собой трех молодых казаков. Им выдали четыре карабина с патронами, по ножу, 8 лошадей, сани, продукты на неделю и теплую одежду. После утверждения территории поиска, рано утром, группа под командованием бывшего сотника Родителева двинулась в путь. Но заниматься поиском он и не помышлял! Дух свободы пьянил его, казалось, что и лес и горы, каждое дерево, каждый камень были заодно с ним. И хоть воздух дурманил, но мысли человека, прошедшего дорогами войны работали четко, как отлаженный механизм. На второй версте отряд свернул с намеченного маршрута, но много пройти не успел, стал подниматься ветер, они зашли под скалу, нарубили ветвей и сделали добротное укрытие. На вопрос казаков зачем делать укрытие на одну ночь, атаман ответил, что погода испортится, и им придется задержаться. Ночью у костра Моисей рассказал казакам о своем истинном намерении — о побеге, предложил подкормить лошадей, заготовить провиант в лесу, а когда о них забудут, списав на гибель в пургу, двинуть домой. Дав время до утра казакам подумать, легли спать. На рассвете их разбудил выстрел. Схватив карабин, перекатившись в укрытие, Моисей спросил:

— Кто стрелял?

В ответ услышал тихое:

— Я.

Приглядевшись, он увидел, что у входа в укрытие лежит убитый, а стрелявший лежит с ножом в животе и с карабином в руке. Подойдя к умирающему, наклонившись, услышал:

— Хотел нас выдать, шкура.

Похоронив обоих, двое казаков оставались в укрытии еще 5 суток. Однажды вечером раздалось ржание лошадей. Казак сказал, что лошади набрались сил и пора в путь, но Моисей понял, что лошади что-то учуяли. Прислушавшись и втянув носом воздух, он почуял дым с запахом паленой плоти. Взяв карабины и пару лошадей, они двинулись на ветер и через час наткнулись на костер. Подобравшись поближе, увидели, что около него стояли три человеческих силуэта, а на костре сжигают останки четвертого. Моисей представился:

— Я — бывший сотник Моисей Родителев, воевавший в 1-ю Мировую войну с 1914 по 1917 год, высланный Советской властью за Урал на поселение, сейчас направлен с отрядом на поиски инспектора по делам поселенцев с сопровождающими его лицами.

За что?

Внезапно раздались два выстрела и замертво упали два человека возле костра, третий выбросил пистолет и, рыдая, опустился на колени. Атаман, увидев это, сразу все понял: с голоду инспектор и его охрана съели своего товарища, а следы каннибализма решили сжечь. Стреляя, инспектор убирал свидетелей и подельников. Похоронив убитых и поразмыслив над сложившейся ситуацией, решили не брать греха на душу. И взяв с казаков обещание молчать об увиденном, отправились в обратный путь, чтобы доставить инспектора в поселение. Сдав оружие, лошадей, оставшийся провиант, казаки отправились в бараки — дожидаться освобождения, обещанного инспектором. Через три месяца изнурительного ожидания пришли бумаги о полной реабилитации М.С. Родителева и разрешение ему вернуться домой. Под конец весны 1929 года на берегу реки Кевсалы стоял поседевший, худой человек в штопаной телогрейке, без определенного возраста и только гордый стан, ровный, не согнутый невзгодами позвоночник и быстрый твердый взгляд выдавал в нем человека войны, воина-казака. Воды реки текли также медленно и плавно, словно и не было долгих, тяжелых месяцев испытаний и хождений по мукам. В последующем, он ни разу не упомянул ни об одном дне этой нечеловеческой жизни и только ком к горлу подкатывал от воспоминаний, но глаза оставались неподвижными и сухими, как будто от пережитого и увиденного высохли. Только один вопрос возникал в его голове до конца жизни:

— За что? — и не находил ответа.

Не знал он слов наркома по военным и морским делам, председателя Реввоенсовета РСФСР Льва Давыдовича Троцкого (Бронштейна): «Мы должны превратить ее (Россию) в пустыню, населенную белыми неграми, которым дадим такую тиранию, какая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока. Разница лишь в том, что тирания эта будет не справа, а с лева, и не белая, а красная, ибо мы прольем такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери капиталистических войн. Крупнейшие банкиры из-за океана будут работать в тесном контакте с нами, если мы выиграем революцию, раздавим Россию, то на погребальных обломках ее укрепим власть сионизма и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть, путем террора, кровавых бань, мы доведем русскую интеллигенцию до полного идиотизма, до животного состояния… А пока поработают наши юноши в кожаных куртках – сыновья портных и часовых дел мастеров из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы, о, как они великолепно, как восхитительно они умеют ненавидеть все русское! С каким наслаждением они уничтожают русскую интеллигенцию — офицеров, инженеров, учителей, священников, писателей, генералов, академиков…». Не знал казак и о высказывании еще одного видного деятеля коммунистической партии и Советского государства, которого соратники называли «черным дьяволом революции» — Якова Моисеевича Свердлова (Эймана), организатора разгона Учредительного Собрания, убийства царской семьи императора Николая II, проведения «расказачивания»: «Единственный народ в России способный к самоорганизации — это казачество и он должен быть уничтожен!». Многого не знал казак и потому по простоте душевной задавал такие вопросы.

Повернувшись к деревянному храму Рождества Богородицы, еще стоявшему в центре села, осенил себя Крестным Знамением, поклонился родной земле, поблагодарил еще раз Бога за спасение и уверенной походкой зашагал во вторую сотню к родительскому подворью. Но спокойно жить среди односельчан не пришлось: началась травля. Шепот и косые взгляды за спиной, попреки начальства, заставили его с семьей покинуть родительское гнездо и переехать в хутор Московский, получивший такое название из-за поселенцев высланных «на перековку» из Москвы и Московской области, находившийся за ныне существующим поселком Малоипатовским. Семья жила не бедно — Моисей Стефанович нанимался на любую работу, был плотником, каменщиком, мог поставить хату, вскопать огород, пособить в заготовке сена, был пастухом и скотником, потому что чувство праздности ему было чуждо.

К братьям-кевсалинцам в Царствие Небесное

Так и жил, любя свою семью, свою землю, но в колхоз не вступал, так как не испытывал он любви к власти, хотя никогда не вредил и ненависти не питал. Да и не мог он понять и принять эту власть, потому что считал ее губительной для России, а для казачества вообще неприемлемой. По его убеждению власть народ должен любить за правдивость и честность, а не за издевательства и расстрелы. Ведь с 1917 года по 1924 год только по приговорам, руками чекистов были убиты: 28 епископов, 1219 священников, 6000 профессоров, 9000 докторов наук, 12500 помещиков, 7000 полицейских, 193000 рабочих, 260000 солдат, 355250 общественных деятелей, врачей и учителей, 815000 крестьян, 1500000 казаков. А сколько убили без суда и следствия, сколько умерло от ран, голода и болезней — не сосчитать. Может кто-то скажет, что этого не было, но только не он, видевший это своими глазами. Так он жил, работал, а свои мысли и переживания носил в своей груди и только незадолго до своей гибели, поделился своими воспоминаниями со своим любимым внуком Виктором Стефановичем Родителевым, ныне здравствующем и по сей день проживающим в поселке Красочный.

А Моисей Стефанович в свои 104 года весенним утром, помолившись, сел в седло и погнал скотину по знакомой степи, из-под куста тонконога с лежки поднялся заяц, конь шарахнулся в сторону. Седок потянул повод – конь стал в свечку и рухнул на спину, придавив грудь наездника седлом. Старый казак сделал последний выдох. Ветер колыхал седые волосы, а высоко в небе пробегали облака. По морщинистой щеке стекла последняя слеза, слеза радости о достойном конце его жизни. Так окончил свой жизненный путь последний атаман царской России с. Кевсала Винодельненского уезда Ставропольской губернии сотник Родителев Моисей Стефанович. Похоронили его на старом кладбище родного села, как говорят местные казаки:

— Он переехал и стал атаманом пятой небесной сотни кесалинских казаков, которые остались верными принятой присяге и отдали свои жизни за Веру, Царя и Отечество.

…Их потомки должны знать и помнить это, как это помнит политая кровью, выжженная летним солнцем, багряная на закате степь в балке Кундули, как помнят те далекие и кровавые дни не увядающие цветы-бессмертники. Степь каждую весну, несмотря ни на что обновляется: появляется зеленая трава, алые маки, синие васильки, желтый гусиный лук и вкусно пахнущий чабрец. Так и наша страна возрождается из семидесятилетнего забвения. Возрождается Православная Вера, строятся и наполняются людьми храмы, возвращается честное имя патриотов России – казаков, возрождается и крепнет казачье движение, как эта багровая степь весной.

Комментарии:

Пока нет комментариев.

Оставьте первый комментарий.

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *